понедельник, 12 ноября 2012
Глава 3. История СергеяГлава 3. История Сергея
Я родился летом, 30 июня 1979 года, в Ленинграде в семье педагогов, а потому родители всегда таскали меня по каким-то развивающим кружкам, хотели, чтобы я хорошо учился и всячески опекали. В семь лет я поступил в художественную школу, где очень быстро научился рисовать, став лучшим в классе.
Преподаватели говорили, что у меня огромный талант, занимались со мной больше, чем с другими, помогли освоить различные техники и стили рисунка: от графики до масла, от классического натюрморта до авангардной живописи, построенной на сочетании цветов. Мне же больше всего нравился импрессионизм, я буквально вырос на полотнах французских художников, вначале копируя их, а затем пытаясь создать что-то своё на игре света и тени.
Я хотел связать свою жизнь с искусством, и после того как в восемнадцать лет с отличием окончил художественную школу, наш руководитель связался с кем-то из друзей в Москве, рекомендовав меня к поступлению в Строгановку на кафедру академического рисунка.
Родители поддержали моё решение: на накопленные деньги помогли перебраться в столицу и поддерживали во время экзаменов, которые я блестяще сдал.
Устроив мне комнату в студенческом общежитии, они были вынуждены вернуться в Санкт-Петербург, но начали посылать деньги каждый месяц, пусть понемногу, около двухсот долларов, но это было хоть что-то, больше же они просто не могли себе позволить.
Я с удовольствием посещал занятия, ходил в музеи и очень много рисовал. Первые два года учёбы были, пожалуй, лучшими в моей жизни. Я не думал ни о чём кроме живописи, искал интересные композиции и сочетания цветов, работал с ошибками, развивался в выбранном направлении.
Однажды, когда мы учились рисовать обнажённую натуру, я познакомился с девушкой, приглашённой для позирования: Светлана была великолепна - роскошное тело, шикарные волосы, черты лица в классическом каноне, ровные зубы и тёмно-голубые глаза.
Я нарисовал портрет лучше всех в классе и с гордостью показал учителю. Мастер похвалил работу и подозвал натурщицу, чтобы посмотреть на реакцию. Девушка не могла скрыть восхищение. Она оставила свой номер телефона, и, пару раз созвонившись, мы договорились о первом свидании.
Встретившись на «Кропоткинской», мы зашли в Музей искусств имени Пушкина, где шла выставка импрессионистов. Гуляя по залам с такой красивой девушкой, я чувствовал себя немного не в своей тарелке, а потому слишком увлёкся бесконечными описаниями каждой из картин, особенностей кубизма и пуантилизма, когда, наконец, заметил, что Света заскучала. Собравшись с духом, я спросил, чего бы она хотела, и мы переместились из музея в небольшое кафе на набережной.
Денег было очень мало, и я жил очень скромно, редко позволяя себе что-то, это же заведение оказалось довольно дорогим. У подъезда стояло много роскошных машин, цены в меню зашкаливали, но я всё-таки разрешил ей выбрать, что хотелось, сам же взял кофе и круассан. Светлана рассказала о своей жизни, о том, что приехала поступать в Москву в медицинский, но провалилась на экзамене, и сейчас перебивалась случайными заработками, снимая комнату на двоих с подружкой, в ожидании следующего года.
Всё то время, что мы сидели в кафе с роскошным видом на реку и мило болтали, я никак не мог сосредоточиться на своей спутнице, думая лишь о том, что оставлю здесь все свои деньги, отложенные на ближайшую неделю. Это было очень тяжело.
Рассчитавшись с официантом, мы неспешно прошлись с натурщицей до её дома, где поднялись наверх, в старую советскую коммуналку в районе Кадашей. В квартире было семь комнат, в каждой из которых жило по два человека. Это частное общежитие для молодых провинциалов поразило меня своей запущенностью и грязью… Оно напоминало ночлежку из пьесы Горького «На дне».
Эта дыра принадлежала какому-то быдловатому мужику бандитского вида, появлявшемуся здесь только, чтобы забрать деньги, а присматривала там за всем омерзительная женщина, похожая на старушку-процентщицу из «Преступления и наказания» Достоевского, которая вела себя как надзиратель, оскорбляя и издеваясь над постояльцами.
Света украдкой провела меня в комнату, налила чай, и мы остались вдвоём, так как её соседка ушла на работу. Достав лист бумаги и простой карандаш с ластиком, она скинула одежду и попросила нарисовать ей ещё один портрет, так как тот остался в Академии.
Я впервые был так близко с обнажённой девушкой наедине, чувствовал аромат, тепло кожи, скользил взглядом по груди и бёдрам, ощущал дыхание, казалось, кровь сама закипала в жилах... Было тяжело сосредоточиться, но я вложил в рисунок весь свой талант, так как хотел произвести на неё впечатление. Во время работы Светлана старалась поймать мой взгляд своими удивительно тёплыми глазами с длинными пушистыми ресницами, её щёки постепенно залил румянец, соски затвердели, а жар тела усилился. Когда рисунок был закончен, натурщица придвинулась ко мне ближе, чтобы посмотреть, что получилось: взяв в руки портрет, Света вздрогнула от восхищения и застыла на несколько мгновений, затем обняла меня, впилась губами в шею и повалила на старую пружинную кровать…
Вечером я вернулся к себе в общежитие и встал за мольберт, чтобы нарисовать то, что чувствовал. Меня переполняли любовь ко всему миру и восторг от осознания произошедшего. Я рисовал яростно, всю ночь напролёт, и лишь к утру заснул, обессилев. На холсте застыл удивительный портрет – лицо Светланы превращалось в цветок, а тот, в свою очередь, оборачивался черной пантерой. При этом краски с добавлением перламутра переливались всеми цветами радуги, так что картина казалась одушевлённой.
В обед, на который я теперь мог позволить себе только бульон из кубиков и чёрный хлеб, я позвонил Свете и пригласил заехать ко мне, чтобы показать неоконченную работу. Она задорно рассмеялась, затем фыркнула и сказала, что будет лучше погулять где-нибудь в центре.
Мы встретились и долго бродили по бульварам, разговаривая. Она жаловалась на жизнь, на то, что хозяин поднимает плату за жильё, на то, что у неё нет нормальной сумки, а я мог думать только о том, как она прекрасна, и какой удивительный портрет помогла создать. Было холодно, и девушка предложила зайти перекусить, однако я развёл руками и искренне ответил, что совсем потратился, а потому не могу её угостить сегодня. В ответ Светлана сильно разозлилась, и с презрением посмотрела на меня:
«Ты думаешь, я буду спать с тобой за рисунки? Найди себе работу! Хотя бы в Макдональдс! Иначе ни одна девушка не будет тратить на тебя своё время! Я то уж точно знать не хочу такого неудачника!» - отрезала она и ушла.
Несколько дней я не мог прийти в себя. Затем взял несколько своих старых натюрмортов и пошёл на Арбат, в надежде продать. Местные художники встретили меня в штыки и попытались прогнать, а когда я отказался уходить, избили и порезали холсты. Мой мир рушился на глазах, сталкиваясь с той реальностью, которая царила в посткризисном девяносто девятом в Москве.
Я стал искать себе работу, которую можно было бы совмещать с учёбой в Строгановке, и устроился уборщиком в компанию по производству компьютерных игр. Днём я учился академической живописи, а вечером мыл полы. Из-за постоянных недосыпов сил на учёбу оставалось не так много, да и желания особого не осталось, а потому я стал меньше рисовать.
Мастер заметил, что в моих работах вместо красивых переливов света и тени стало появляться всё больше тёмных красок, и пытался поговорить со мной, чтобы понять, что происходит, как-то помочь, но я не шёл на контакт, глубже уходя в депрессию.
На работе я увидел, как дизайнеры рисуют графику к играм на компьютере. Их рисунки не шли ни в какое сравнение с тем, чему учили в Строгановке, не дотягивая ни по уровню, ни по технике. Однако они, казалось, гребли деньги лопатой: хорошо одевались, заказывали пиццу в офис, у многих были машины.
В моём сердце поселилась зависть и обида на такую несправедливость. Никто не знал, где я учусь, да, особо и не интересовался, воспринимая меня кем-то вроде мебели, потому, когда я попросил одного паренька показать мне основы работы в графическом редакторе, он очень удивился.
В то время Фотошоп не стоял на каждом втором компьютере, а потому специалистов с такими знаниями было очень мало, однако, парень отнёсся к просьбе с пониманием и показал кое-что, даже разрешив мне тренироваться на его Макинтоше по вечерам.
Я освоил Мак, ещё старенький LC-3, и как-то раз, задержавшись на всю ночь на работе, нарисовал планшетом несколько роскошных картин. Начальник отдела графики очень удивился и показал их боссу. Так меня пригласили в отдел веб-дизайна, где как раз был нужен художник на полставки.
Денег платили заметно больше чем за уборку, плюс, я всё-таки рисовал, а не мыл полы, но вот с академической живописью у меня разладилось окончательно.
После того, как несколько контрольных работ и экзамен по технике были завалены окончательно, мастер вызвал меня к себе для «разбора полётов». Он жёстко меня отчитал, но попросил собраться, сказав, что верит в мои способности, считая одним из самых талантливых студентов на курсе. Я был тронут и начал делать эскизы к новой картине.
В это время на работе ведущий веб-дизайнер заболел, и начальник поручил мне сделать один из больших проектов полностью самостоятельно, пообещав заплатить две тысячи долларов в случае успеха. В то время для меня это было очень много, и я сосредоточился на сайте, отложив в сторону учёбу. Мастер говорил со мной, пытался образумить, угрожал отчислить, даже позвонил родителям, в надежде, что они смогут вернуть меня в класс, однако после получасового телефонного разговора мы разругались с отцом и матерью вдрызг.
Ещё один экзамен был завален, и меня вызвали к заведующему кафедрой, заслуженному художнику России. Это был долгий разговор, он приводил примеры из своей жизни, кричал, что я гроблю свой талант, но это было безрезультатно. Устав от спора, он велел мне написать заявление на академический отпуск и освободить общежитие. Мой учитель был очень расстроен, хоть и надеялся, что я вернусь к занятиям через год после того, как немного перебешусь, но этому не суждено было сбыться.
Успешно реализовав несколько больших веб-проектов и заработав приличные деньги, мы объединились с одним из программистов и ушли из фирмы, чтобы открыть свою студию веб-дизайна, сняв квартиру на ВДНХ, где жили и работали вдвоём.
В начале двухтысячных Интернет в России активно развивался, а конкуренция на этом рынке была ещё очень невысока, потому мы без особого труда заняли свою нишу и получили ряд заказов на корпоративные сайты. Мы поставили работу на поток, привлекли ещё одного парня, Марка, мажора с большими связями, которого взяли в долю: он приводил нам клиентов, а мы быстро делали шаблонные дизайны и писали код.
Деньги потекли к нам в руки. В начале 2001 года мы с парнями открыли небольшой офис, наняли бухгалтера и верстальщика, а я даже снял небольшую, но чистую квартиру в центре, приоделся, задумался о машине и ощущал себя, чуть ли не королём.
Однажды в выходные я гулял в районе Кропоткинской, как вдруг решил зайти в тот дом, где жила Светлана. Её не было на месте, но соседка сказала, что девушка должна вот-вот подъехать. Спустившись вниз к подъезду, я стал ждать, представляя, как увижу её, скажу, что встал на ноги, приглашу в то кафе, где полгода назад спустил все деньги…
Вскоре возле дома остановился подержанный БМВ владельца этой общаги, и я увидел, как они со Светой стояли у машины долго обсуждая что-то. В конце мужик шлёпнул её по заднице, сел и уехал, а она, как ни в чём не бывало, поправила юбку и пошла к дому.
Меня накрыло волной тошноты и головокружения, когда я понял, что натурщица спала с ним, в уплату за эту дыру. Это было мерзко, я отвернулся и ушёл, оставшись незамеченным.
В тот вечер я впервые напился, сперва в баре, затем дома… В пьяном угаре я взял банку с краской и выплеснул на ту удивительную картину, где Света превращалась в цветок. Мольберт и холсты были убраны в кладовку, а я сел за компьютер и начал чертить все эти однообразные сайты с голубыми градиентами и объёмными кнопками, что были так популярны десять лет назад. Мне не хотелось больше заниматься живописью.
Через некоторое время, на дискотеке, куда я стал частенько захаживать, чтобы спустить заработанные деньги, мы познакомились с Ларисой, красивой рыженькой девчонкой с ярко зелёными глазами. Переспав в первый же вечер, мы стали встречаться, а через три месяца съехались.
Она училась в МГУ на журфаке, неплохо писала, и мы привлекали её сочинять тексты к некоторым нашим веб-проектам.
Не могу сказать, что любил её, - мне с ней было хорошо и удобно. Красивая, яркая, - я пару раз пробовал рисовать её, но получалось не очень хорошо, не мог поймать вдохновение. Конечно, несколько полотен удались, но моя техника явно ухудшилась с момента ухода из Строгановки.
В то время это было неважно, мы зарабатывали хорошие деньги, веселились и дебоширили, я даже купил себе новую иномарку. Потом Марк сделал так, что мы выиграли тендер на сайт для большой сырьевой госкомпании, где работал его дядя. Конечно, мы откатили обратно около тридцати процентов, но тогда это было нормой. На заработанные деньги наша фирма перебралась в большой офис и расширилась на десять человек, так как бизнес начал активно развиваться.
Марку удалось привести ещё пяток крупных заказов через тендеры по той же серой схеме, но он настаивал, чтобы мы оставляли заработанные деньги в обороте, так как всё хотел найти какой-нибудь супер заказ не только на сайт, но и на поставку оборудования.
В конце 2005 года ему это удалось. Он договорился через какого-то своего родственника о поставке ИТ-системы для проектирования буровых вышек. Заказ был под миллион долларов, из которых, конечно, триста тысяч предстояло занести обратно.
Наша фирма подготовила документацию на тендер и успешно его выиграла. После того, как деньги упали на счет, мы обналичили откат и поехали вечером на дачу, где предстояло провести расчеты. Родственник Марка встретил нас у ворот и пригласил внутрь большого коттеджа на Рублёвке. Мы выпили, закусили, передали пакет с деньгами и хотели уходить, как вдруг услышали шум. Входную дверь высадили тараном, и парни из группы захвата ОБЭП положили всех лицом в пол.
Нас отвезли в кутузку, где очень сильно избили и стали задавать вопросы. Речь шла о том, чтобы предъявить нам обвинение в подкупе должностного лица. Допрос вёл полковник ФСБ, до сих пор помню его ехидную ухмылку. Он показал несколько фотографий с обналичивания и передачи денег. Сказал, что купюры меченные, и нам троим светит по семь лет колонии общего режима вместе с уголовниками и отморозками.
Я очень испугался, и мой друг программист тоже. Только Марк не растерялся и начал гнуть пальцы, угрожая своими влиятельными родственниками. ФСБшник повёлся и дал ему позвонить отцу. Через полчаса в дверь постучали и вызвали полковника из комнаты. Несколько часов мы сидели втроём в запертой комнате для допросов, не зная, что будет дальше.
Потом приехал отец Марка, и его пропустили к нам. Он долго орал на нас, сказал, что мы зашли слишком далеко. Говорил, что нас ещё мало били, а могли бы вообще покалечить. Он был так зол, что мне казалось, сам набросится на нас с кулаками.
В итоге папаша вышел и долго обсуждал что-то с полковником и другими офицерами за стеной. Вернувшись, он сказал, что нас могут отпустить, так как его друг, генерал ФСО может замять это дело, но нам придётся дорого за это заплатить. Он назвал цену в несколько сотен тысяч долларов. Когда мы сказали, что у нас таких денег нет, он нахмурился и снова вышел.
Всё это время мы просидели на бетонном полу, не зная, что делать дальше. Когда он вернулся, мы были готовы на всё. Он сказал, что сын этого генерала давно хотел заняться бизнесом в сфере поставок программного обеспечения и создания корпоративных порталов, потому ему удалось договориться о том, что мы отпишем свои доли в фирме, которую немного перепрофилируют под иные задачи.
Мы были в отчаянии и согласились. Через час приехал юрист и составил все необходимые документы. Ещё через несколько часов, когда дело было сделано, отец Марка отвёз нас домой и строго наказал забыть всё то, что произошло, больше не общаться с его сыном и не лезть в дела фирмы.
Немного отдохнув и придя в себя, через наших бывших сотрудников мы узнали, что через третьих лиц переписали всё на Марка, который при помощи отца организовал имитацию захвата при передаче взятки и таким образом оставил нас не у дел, прибрав к рукам бизнес и те деньги, что скопились на счетах. Мы хотели было обратиться в суд, но нас припугнули, сказав, что всё равно сделают так, что мы останемся ни с чем.
Мой друг программист уехал к своим родителям, а я остался в Москве с Ларисой, так как кое-что отложил на чёрный день. Я пытался снова начать рисовать, думал восстановиться в Строгановке, но кисти не слушались меня, да и руки несколько месяцев дрожали после нервного срыва.
Поняв, что сказочная жизнь заканчивается, Лариса начала злиться и пилить меня на предмет денег и поиска работы. Мне же ничего не хотелось делать. Деньги подошли к концу, я начал пить, брал отдельные заказы на фрилансе, но этого едва хватало на еду.
Когда Лариса ушла, я продал машину, чтобы было чем платить за жильё. Затем грянул кризис 2008 года, было сложно найти работу, и только в начале 2009 я, наконец, устроился в небольшую студию веб-дизайнером. С тех пор я едва сводил концы с концами, так как Интернет перестал быть золотым дном из-за огромной конкуренции.
Возвращаясь домой вечерами, я часто выпивал, пытаясь забыть прошедшие годы, стал домоседом, даже в клубы перестал выбираться. Изредка что-то рисовал, чтобы убить время. С родителями не общался уже очень давно, раз в год лишь отправлял им открытки со словами типа «Со мной всё хорошо, поздравляю с новым годом!», но обратный адрес не указывал. Не знаю, как они, живы ли… Но возвращаться в Петербург мне не хотелось… Они так много сил вложили в моё развитие, отдавали последнее, чтобы я учился, мечтали, что однажды стану известным художником, а я стал тем, кем стал.
Когда мои руки перестали дрожать от пережитого, я пытался рисовать, сделать что-то значительное, великое, но из-под кисти лезла всякая чушь, более похожая на голубые разводы и объёмные кнопки. Даже натюрморты почти перестали получаться. А за месяц до того падения с лестницы в метро, мне на глаза случайно попался роскошно изданный альбом с работами выпускников Строгановки. Несколько моих одногруппников стали известными художниками, Мишка выставляется в Париже, Сева – в Нью-Йорке… Мария стала декоратором в Большом Театре… а я… я рисовал лучше, чем любой из них, а теперь мои холсты лежат в пыльном шкафу и никому не нужны, как и я сам. В следующем месяце, когда хозяйка приедет за квартплатой, она выкинет их на помойку вместе с мольбертом и кистями, где они и сгниют.
Анна говорила, что «невезение это отговорка для слабаков», значит, наверное, я слаб, потому что искренне считаю, что мне просто не повезло в жизни.
Сергей замолчал и уставился на дорогу.
Виктор Петрович тяжело вздохнул:
- Да, брат, дела… Может быть, тебе просто не хватало практики в рисовании все эти годы? Я слышал, что мозг не забывает ничего, тем более, если у него способности от рождения в чём-то… Надо взять себя в руки и снова начать писать, а память, она всё восстановит… Потом вернёшься в институт и закончишь программу… Документы-то твои там так и остались?
- Что закончу, отец? – Сергей с болью в голосе взглянул в глаза пожилому мужчине. - Я уже сутки как мёртв.
- А если ты в коме, и это всё, – практичный директор фабрики обвёл салон руками, – не более чем галлюцинация…
- А ты – зубная фея? – Сергей истерично захохотал.
Виктор Петрович даже бровью не повёл на язвительную насмешку неудавшегося художника:
- Может и так. Я вот, до сих пор поверить не могу во всё это.
- У меня тоже в голове не укладывается. – Неожиданно вступила в диалог Марина. - Знаете, каких только случаев не бывает… Может, любой из нас сейчас щёлкнет пальцами и проснётся.
Александр взмахнул рукой, и все услышали характерный щелчок.
- Не помогло… А хотелось бы…
Виктор Петрович, найдя поддержку у девушки, продолжил:
- А что, выбраться отсюда никак нельзя? Стекло там разбить, например… Не пробовали?
- Я пробовала. – Всхлипнула с переднего сидения Кристина. – Когда Анна открыла вам дверь, я закричала и попыталась выбраться. Больше не хочу… До сих пор кожу жжёт от удара током.
- Да, Кристина правда пыталась. – Подтвердила Марина. – Её отбросило назад вспышкой, а вы ничего даже не заметили, время как будто дёрнулось на тридцать секунд назад, и Анна повторила вам свой вопрос, а вы точно так же ответили. Нам было слышно отсюда.
- Серёж, а ты сейчас попробуй двери открыть. – Виктор Петрович никак не мог успокоиться. – Никогда нельзя сдаваться!
Парень несколько раз нажал на кнопку разблокировки замков, но ничего не происходило. Он дёргал за все рычаги и жал педали, но машина не слушалась его, обладая собственной волей и целью.
Виктор Петрович встал с места, осмотрелся по сторонам, словно ища, чем бы вооружиться, но, так ничего не найдя, сгруппировался и бросился к двери плечом вперёд, намереваясь высадить её на полном ходу:
- А если так, зараза ты эдакая!
- Нет! – Закричала Марина, но было уже поздно. Послышался знакомый треск, раздалась вспышка, и мужчину отбросило от двери на пол, как Кристину часом ранее.
Александр с Мариной бросились ему на помощь.
- Вы как? Целы?
- А Бог его знает теперь. – Охая и вздрагивая, Виктор Петрович сел на место. – Больше не буду… ощущения те ещё… но бодрит… почувствовал себя живым.
Марина на минуту задумалась:
- А, может, и правда, в это миг его там, в скорой, пытаются разрядом электричества в чувство привести…
Саша рассмеялся, услышав последнюю реплику девушки:
- Зай, ты слишком много смотрела кино при жизни. Даже если и пытаются, то сейчас уже слишком поздно, он больше часа здесь.
- И что же теперь? – Казалось, пожилой мужчина почувствовал благостное смирение и успокоился.
- Теперь, когда вы, наконец, перестали валять дурака, надо понять, что же со мной делать. – Сергей почувствовал себя чуточку лучше.
- А что с тобой делать? – Спереди послышался голосок Кристи. – Знаешь, как говорят – «Лох – это судьба!». Неудачником родился, им же и умрёшь.
- Ну, ты опять за своё? – Марина вспыхнула. – Посмотрим, что ты нам расскажешь!
- Да, мне наплевать на вас. Я ничего не буду рассказывать. – Блондинка перешла на крик. - Сяду за руль и буду молчать. Вы для меня никто, и звать вас никак… Тоже мне, нашлись, апостолы…
- Нельзя так, дочка. – Виктор Петрович, говорил тепло и снисходительно. – Если эта машина не даёт отсюда выйти и едет сама, думаю, у неё найдётся средство заставить тебя говорить, раз так положено. Лучше не ссорься здесь со всеми, это не в твоих интересах.
- В моих интересах поскорее закончить эту поездку и выйти наружу… а там, будь что будет…
В автобусе повисла тяжёлая тишина.
- Мне жаль тебя. – Первой прервала молчание Марина. – Ты, правда, хорошо рисовал?
- Да, прости, что не могу показать.
- Почему же? Возьми. – Девушка залезла в сумочку и достала лист бумаги и ручку. – Здесь не слишком трясёт?
- Ты хочешь, чтобы я нарисовал тебя, здесь?
- Да… ты же все последние годы искал тему… Нарисуй нас, и пусть твой рисунок останется в машине для тех, кто придёт после…
- Молодец, Мариночка! – Виктор Петрович улыбнулся и сел поудобнее.
Сергей взял ручку с листком и на мгновение замер. Казалось, его руки стали светиться изнутри. Он обвёл взглядом салон Шевроле и застыл. На глазах выступили слёзы.
- Я сделаю небольшой набросок… Могу не успеть закончить полностью до следующего пассажира.
- Попытайся!
- Хорошо, сядьте все на задний диван!
- Я бы не советовала. – Пискнула Кристина. – Может долбануть током.
- Давайте попробуем. – Поддержал идею Виктор Петрович. – Саша, Марина идите ко мне, а эта глупышка пусть сидит на своём месте.
Александр нехотя встал с места, опасаясь разряда, но ничего не происходило. Он взял Марину за руку, и они сели на подушки рядом с пожилым мужчиной, который, казалось, вселял в них уверенность. Виктор Петрович легко обнял их.
- Я быстро… не бойтесь. Марина, я возьму твою сумочку, чтобы не на весу это делать?
- Конечно, мне она уже не нужна.
Сергей сел боком, положил на колени сумку, пристроил сверху лист бумаги и короткими штрихами набросал композицию, общий план, фигуры людей и их лица, которые улыбались ему так, как может улыбаться лишь человек, потерявший всё.
Кристина, сидя на переднем пассажирском кресле, надулась и уставилась вперёд на дорогу, время от времени заглядывая в его рисунок.
- Ах ты, козёл! – Неожиданно закричала она. – Я не разрешала рисовать себя!
- Прости. Чтобы нарисовать тебя вместе с ними, мне не нужно ничьё согласие, ты даже можешь мне не позировать.
Через пятнадцать минут, когда основные элементы рисунка проступили на листе, все услышали лёгкий перезвон в воздухе.
- Сядьте на свои места! – Неожиданно скомандовал Сергей. – Я чувствую, что сейчас опять включится электричество. Я закончу и так.
Саша с Мариной вздрогнули, как от лёгкого укола током и поспешили пересесть.
- Ну, как? Покажешь? – Девушку терзало любопытство.
- Сейчас, ещё несколько минут…
- Смотрите! – Закричала Кристина, указывая по направлению движения.
Микроавтобус сбросил скорость и въехал в ночной город. Улицы Москвы были необычайно пустынны и будто бы подёрнуты туманом. Впереди, на обочине показалась одинокая женская фигура.
- Господи, я уже почти закончил! – В голосе Сергея звучало отчаяние.
- Не волнуйся. – Слова Марины звучали тепло и искренне. – Главное, что ты начал. Ставь дату и подпись.
Художник вздрогнул, сделал ещё пару штрихов и расписался в правом нижнем углу. Затем положил лист в сумочку и протянул её в салон, однако взять вещи Марина уже не могла, так как пассажиров снова парализовало, и воздух автобуса наполнился страхом.
Включился левый поворотник, скорость начала убывать, и Шевроле остановился возле тротуара. Тонированное стекло возле Кристины поползло вниз, и девушка, казалось, всем своим телом вжалась в сиденье.
- Мне в центр, подвезёте? – Послышался женский голос с небольшим кавказским акцентом.
- Садитесь, нам по пути. – Сергей коротко нажал кнопку открытия дверей на панели приборов. – Только выбросите, пожалуйста, сигарету.
- Конечно, спасибо!
Двери открылись, и в салон заглянула красивая стройная женщина лет сорока, похожая на азербайджанку или армянку. Она поставила левую ногу в изящном ботильоне на пол, а потом застыла в нерешительности:
- У вас тут что? Вечеринка? – Быстро окинув взглядом пассажиров, она остановила взгляд на бутылке самбуки в Сашиной руке. В её взгляде читалось сомнение, стоит ли заходить внутрь этого странного микроавтобуса.
- Мы возвращаемся со свадьбы друзей, из-за города. – Бодро ответил Сергей.
- Роскошная у вас машина. – Женщина усмехнулась.
- Спасибо. Садитесь, у двери есть пара мест.
- Да, вижу. – Женщина помедлила ещё мгновение, потом качнула головой и занесла вторую ногу в салон. Закрыв двери, она положила свою дорогую сумку на диван и аккуратно села рядом. – А чего молчим?
Автобус тронулся, и за спиной Сергея вспыхнул монитор с привычной картинкой. Вошедшая женщина замерла в изумлении, вслушиваясь в музыку. Машина проехала несколько сотен метров и остановилась.
«Что за ерунда?» хотела было сказать новая пассажирка, но не смогла пошевелиться. Лицо Сергея исказила мука страха, но он нашёл в себе силы повернуться внутрь салона и кивнул головой на прощанье.
- Спасибо вам, я больше не боюсь, и неважно, что будет дальше! – Чуть слышно прошептал он и толкнул водительскую дверь.
На улице начался дождь. Капли текли по лобовому стеклу Шевроле, однако, две дорожки от слёз на лице неудавшегося художника нельзя было спутать ни с чем другим. Его волосы промокли, он стоял, оперевшись на капот машины, сотрясаясь в рыданиях.
Не желая видеть предстоящий конец, парень зажмурился. Млечный путь на мониторе закрутился, и яркая вспышка озарила салон, музыка сменила тон, и все увидели, как Сергей отпрянул в сторону. Он смотрел на автобус и людей, которые сидели в нём, но ничего не происходило, потом, будто кто-то окликнул его из-за угла, он взглянул туда, улыбнулся, облегчённо вздохнул, помахал рукой на прощание и ушёл, скрывшись из виду.
Монитор погас, а Кристину будто бы что-то ударило в спину. Она пересела на водительское сидение, и машина тронулась.
Морок спал, и Саша смог пошевелиться. Переднее пассажирское кресло в кабине микроавтобуса было свободно, и ожидало очередного гостя. Копирайтер вздрогнул: «Последний кон... следующий ход - мой». Казалось, почувствовав смятение своего спутника, Марина провела рукой по его щеке и попыталась подбодрить:
- Не бойся, всё будет хорошо. Я рядом.
Александр выдавил из себя улыбку, тяжело вздохнул и прошёл вперёд. Марина и Виктор Петрович так же пересели.
Пожилой мужчина тепло посмотрел на новую пассажирку:
- Вам немного не повезло. Сегодня вы умерли. Как вас зовут?
- Ирэна… - Удивлённо подняв брови, промолвила женщина. – Что вы сказали?
- С вами сегодня не приключалось ничего странного?
- Странного? Нет. Хотя, я повздорила с мужем. А почему вы спрашиваете?
- Как бы вам объяснить… это не простой автобус…
Все нехотя повторили свои истории ещё раз и объяснили правила новенькой.
- Так что с вашей ссорой?
- Я пришла домой из салона красоты на два часа раньше обычного и увидела, как муж отъезжает от нашего дома вместе с молоденькой девочкой. Когда он вернулся, я устроила ему скандал, обвинила в измене. Он вспылил и ударил меня по лицу, я упала на кафельный пол и почувствовала, как у меня пошла кровь носом.
Он бросился ко мне, обнял, дал свой платок и успокоил. Я была сильно зла на него и выбежала из дома, чтобы поехать к родителям. Моей машины почему-то не было на месте, и я вышла на дорогу, чтобы проголосовать. Тут вы и остановились.
- Посмотрите в зеркало. – Сказала Марина, доставая пудреницу из сумочки. – У вас на лице нет никаких следов. Наверное, вы упали и ударились головой.
Ирэна долго разглядывала себя, ощупывая нос и правую щёку. Потом посмотрела на серёжки.
- Утром я была в других… Эти серьги Вардан подарил мне на тридцатилетие… Мои любимые, но я давно их не надевала…
- Не бойтесь. Всё уже позади. – Виктор Петрович взял женщину за руку и нежно сжал её. - Это ваша галлюцинация, такая же, как у всех нас. Чтобы нам было легче уйти.
- Но я не хочу уходить! У меня двое детей, в седьмом и одиннадцатом классе. Я должна помочь моим мальчикам с английским.
- Боюсь, ваши родственники сделают это вместо вас. Не плачьте, они не пропадут.
Ирэна всхлипнула, и её голос дрогнул:
- И что теперь?
- Теперь Кристина должна рассказать нам о себе. – Усмехнулся Виктор Петрович. – Она, правда, обещала, что не будет этого делать. А мы сможем ответить ей, простили мы её или нет.
Блондинка заглянула волчонком в салон через спинку сидения.
- Не хочу…
Потом вдруг задрожала и, схватившись за голову, как при мигрени, пересилив себя, сказала:
- Придётся…
Виктор Петрович улыбнулся:
- Я же говорил. Не бойся, девочка, после исповеди обычно становится легче. – Потом повернулся к своей соседке. – Марина, посмотри, что нарисовал Сергей.
- Точно, я и забыла!
Девушка залезла в сумку и достала последнюю работу художника: на листке бумаги изящными штрихами в стиле мастеров Ренессанса был сделан аккуратный эскиз: большой кожаный диван, похожий на тот, что был в салоне, стоял на дощатом пирсе на берегу моря, на мягких подушках сидели четверо людей – в центре Виктор Петрович, грузный, но очень милый, с добродушной улыбкой, располагающей к себе людей, справа от него были Марина и Саша, они обнимали друг друга и казались необычайно счастливыми, слева же сидела Кристина, с немного надутыми от обиды губами, но очень красивая и нежная. Позади стоял Сергей, его руки лежали на спинке, будто бы объединяя их всех вместе, он улыбался, подмигивая зрителю. Вокруг пирса вздымались грозные морские волны, а на заднем плане на фоне облаков летела птица, похожая на кукушку. Снизу было в спешке написано – «Мне уже не страшно», и стоял изящный автограф «Сергей Галицкий, 21-22.07.2012».
@темы:
мысли,
проза,
11.374 дня, как дым,
новелла
-
-
12.11.2012 в 13:46-
-
12.11.2012 в 19:12-
-
12.11.2012 в 19:13-
-
12.11.2012 в 19:14-
-
12.11.2012 в 19:15