Счастье побыть в тишине
Глава 4. История КристиныГлава 4. История Кристины
Кристина поёжилась в водительском кресле и через силу начала говорить:
Через несколько дней мне должно было исполниться двадцать пять. Я родилась 26 июля 1986 года в Нижнем Новгороде. Отец работал на ГАЗе начальником участка, мать медсестрой в больнице. Мы жили обычной жизнью, пока мне не исполнилось девять, - в один из вечеров папа собрал вещи и ушёл от нас, даже не попрощавшись. Думаю, ему было стыдно смотреть мне в глаза.
Мама билась в истерике, не находила себе места, наврала, что он уехал работать в Москву, но, подслушав их разговор с бабушкой, я поняла, что отец нашёл себе другую женщину и оставил нас ради новой семьи. Не знаю, почему это произошло, - мама была очень красивой молодой женщиной, редко скандалила, вела хозяйство, но, видимо обстоятельства сложились не в её пользу.
Я очень скучала, никак не могла взять в толк, почему у меня нет папы. Он присылал деньги, но сам не появлялся, лишь на день рождения приходили открытки.
Через пару лет мама начала встречаться с новым мужчиной, одним из бывших пациентов. Его звали Василий Семёнович - весёлый, добрый, всё время дарил подарки, любил играть со мной, покупал всякие вкусности, водил на детские спектакли. Ему было под сорок пять, но своих детей у него не было, потому, казалось, он принял меня как родную дочь. Их отношения с мамой длились некоторое время, потом была свадьба, и он переехал к нам.
Отчим владел палаткой на рынке, неплохо зарабатывал, обеспечивал семью: мы регулярно отдыхали на море, у меня и мамы были красивые платья. Казалось, жизнь наладилась, мы были счастливы.
Затем, когда в 1999 году мне исполнилось тринадцать, фигура стала быстро меняться: появилась грудь, походка и движения стали более плавными, за мной начали бегать мальчики. Родители очень гордились, - мама говорила, что я «расцвела», Василий Семёнович постоянно восхищался моей красотой, всё время норовил обнять, просил называть «папой», украшал, как куклу, и постепенно начал уделять мне слишком много внимания.
Однажды вечером, когда мама уехала на пару дней к родственникам, отчим принёс мне новое красное платье из блестящего шёлка с узором, приталенное, с красивыми кружевами и оборками, и попросил примерить наряд. Я с радостью согласилась: одела к платью изящные туфли, колготки, накрасилась маминой косметикой и вышла к нему.
Увидев меня, Василий Семёнович изменился в лице, попросил пройтись, как на подиуме, попросил «поцеловать папочку», и, когда я подошла к нему, обхватил и повалил на диван. Я вскрикнула и стала вырываться, но он заткнул мне рот, перевернул на живот, навалился всем весом и начал насиловать.
Мне было больно и страшно. Я изгибалась и старалась освободиться, но всё было тщетно. Кончив, он на мгновение ослабил хватку, и только тогда я смогла как-то укусить его за руку до крови и закричала, что было сил. Отчим ударил меня по лицу, назвал маленькой шлюхой, обещал убить, но я выскочила из комнаты и, продолжая кричать, побежала к выходу.
Соседи услышали вопли и начали барабанить в дверь, мне удалось распахнуть её и вырваться на лестничную клетку. Отчима схватили и связали скотчем, затем приехала милиция, врачи… Мать и все родственники были в шоке, узнав, что случилось.
К сожалению, в Нижнем Новгороде в это время происходило очень мало значимых событий, потому, буквально на следующий день, на нас, как стервятники, налетели журналисты всех местных газет: раздобыли фотографии отчима, опрашивали соседей, караулили мать у входа, подкупали врачей в больнице, чтобы пробраться ко мне, так что в итоге я попала на обложки с кричащими заголовками. Мне же было очень плохо – мышцы влагалища были порваны и кровоточили, нос был разбит, руки тряслись от пережитого… Я обвиняла во всём отца, который от нас ушёл, ненавидела мать и отчима, проклинала соседей… мне просто не хотелось жить.
Потом был громкий судебный процесс. Защита пыталась опираться на временное помутнение рассудка, но после экспертизы Василия Семёновича признали вменяемым и дали ему пятнадцать лет общего режима. На оглашении приговора он плакал, умолял меня простить его, но из зала, битком набитого народом и журналистами ему в ответ слышались лишь оскорбления. Все понимали, что с такой статьёй ему в колонии не выжить.
Я получила скандальную известность в своём городе. Кто-то поднял большую кампанию против педофилии, однако в её результате стало только хуже - возмущённые люди сожгли коммерческую палатку, принадлежавшую отчиму, и мы с матерью остались практически без средств к существованию, так как зарплата медиков у нас в стране оставляет желать лучшего. Сразу появились «сочувствующие» родственники и знакомые, которые за маской сожаления не стеснялись отпускать в наш адрес колкие замечания. Одноклассники в школе издевались надо мной, называли безотцовщиной, шалавой, Лолитой, оскорбляли, так что мне пришлось перейти в экстернат.
Ситуация становилась всё более трудной, и мама написала отцу, который так и не удосужился приехать поддержать меня, ни разу не появившись во время всех этих событий. Тот ничего не ответил, но стал высылать чуть больше денег, так что я смогла кое-как доучиться десять классов. Друзей у меня не осталось, зато начала нарушаться психика – сказывалось пережитое насилие. Мне не удалось поступить в институт, было сложно общаться с людьми, про парней вообще молчу, - при мысли о мужчинах, начиналась нервная дрожь и истерика.
Так я попала на учёт в психдиспансер и регулярно ложилась на обследование в лечебницу для душевнобольных. В клинике было хорошо: уход, питание, много книг, телевизор, общение с другими людьми, я оживала, однако по выходу, проблемы начинались снова. Только к двадцати трём годам я восстановилась, оставшись у разбитого корыта: образования нет, работы нет, друзей нет, с деньгами проблема… В Нижнем Новгороде я могла рассчитывать только на работу уборщицей или посудомойкой, потому, когда я приняла решение уехать в Москву, мама безоговорочно поддержала меня, ведь здесь никто не знал меня, потому появилась возможность начать жизнь с чистого листа.
Разумеется, в мечтах я запросто покоряла столицу, но на деле всё вышло немного сложнее: приехав сюда пару лет назад, я немного пожила у родственников, устроилась на работу администратором в салон красоты, стала учиться в заочном на менеджера.
Я нашла новых друзей, начала общаться с мальчиками, но они все были до жуткого скучны, потому каких-то серьёзных отношений не вышло, вдобавок, жизнь у родственников накладывала ряд ограничений на моё свободное время, так как я не могла позволить себе прийти поздно или пригласить кого-нибудь в гости. Поставив цель съехать, я зарегистрировалась на сайте знакомств и после нескольких свиданий с разными парнями, познакомилась с Пашей.
Коренной москвич, каких сейчас почти не осталось, этот милый мальчик вырос в интеллигентной семье. Он был очень вежливым, начитанным, но слишком занудным. Жил отдельно, в квартире, доставшейся по наследству от деда, работал системным администратором в крупной строительной фирме.
Я сразу ему понравилась, к тому же он не избалован женским вниманием, потому очаровать его было не сложно. Мы даже занялись сексом, хоть это и стоило мне некоторых усилий. Примерно после месяца отношений Паша предложил переехать к нему в Коньково. Я демонстративно сопротивлялась пару недель, так что он был вынужден проявлять чудеса галантности, но в конце согласилась, сказав: «Ну, давай попробуем», хотя в душе ликовала, ибо жизнь под контролем у родственников становилась всё более невыносимой.
Паша заботился обо мне и был без памяти влюблён, называя «Моя дюймовочка». Думаю, из него получился бы очень хороший муж, но с ним было безумно скучно. Секс с ним не нравился, - я почти ничего не чувствовала, как бы он ни старался, слишком уж всё было ванильно, мне же хотелось чего-то более грубого. Свободное время мы проводили в разъездах по родственникам, перед телевизором и в каких-то занудных компаниях из таких же ботаников, как он, мне же хотелось драйва и приключений.
Я работала в салоне день через два по 12 часов, а потому у меня было довольно много свободного времени, Пашенька же часто задерживался в офисе. Чтобы не скучать, я завела новую «секретную» анкету на сайте знакомств и регулярно с кем-нибудь переписывалась, просто так, без каких-либо целей. Из-за яркой внешности молодые люди засыпали меня сообщениями. Большую часть я удаляла, однако некоторые меня цепляли, причём, как правило, мужчины постарше, лет тридцати-сорока, состоявшиеся по жизни. Решив рискнуть, я начала изредка встречаться с кем-то, кто произвёл на меня особое впечатление. Мы ходили во всякие интересные места, обедали или ужинали вместе… Я буквально почувствовала вкус к жизни! Паша же думал, что я задерживаюсь на работе или встречаюсь с подругами, верил мне, считая кем-то вроде Матери Терезы.
С парой кавалеров у нас даже был секс, но никто не произвёл на меня должного впечатления, пока я не встретила Аркадия Львовича. Этот мужчина перевернул моё представление обо всём, и я буквально по уши в него влюбилась. Аркадий довольно успешный бизнесмен, ему принадлежит несколько ресторанов в Москве, а потому он мог себе позволить не жалеть на меня деньги - дарил дорогие подарки, красиво ухаживал. Хотя он и старше меня на двадцать лет, но всегда очень хорошо выглядел – занимался спортом, следил за собой, роскошно одевался, ездил на Порше.
Я не смогла перед ним устоять и как-то днём, когда Паша был на работе, поехала в его загородный дом. Он завязал мне глаза и попросил довериться ему. Я согласилась и прошла за ним по череде комнат, пока не оказалась в спальне. Там он раздел меня и предложил попробовать секс с доминированием. Согласно правилам он мог делать со мной, что захочет. Если же мне станет страшно или слишком больно, я должна была сказать кодовое слово – «Базилик», тогда он обещал прекратить все дискомфортные действия.
В голове сразу всплыли образы изнасилования отчимом, но Аркадий был таким ярким и неотразимым, что не хотелось его потерять, потому я согласилась на выдвинутые условия.
Он связал меня, оставив на глазах шёлковую повязку, через которую нельзя было увидеть все детали происходящего, затем достал плётку с характерной деревянной ручкой и, грубо развернув, начал играть роль надсмотрщика, причиняя мне какую-то сладкую боль, легко стегая меня, оскорбляя или требуя сделать что-то унизительное. Я делала ему минет, мастурбировала перед ним, называла его хозяином, выполняла все его прихоти и команды, терпела боль, при этом ощущая, что всё больше и больше завожусь от этой игры, от его голоса, такого властного и такого приятного. Возбуждение нарастало огромной волной, впервые в жизни я чувствовала, что со мной происходит нечто фантастическое, что я не владею собой, будучи лишь марионеткой в этих сильных руках. От шквала эмоций я потекла, как это бывает в порнофильмах, испытала несколько оргазмов, молила его взять меня, сделать со мной что угодно, но Аркадий лишь усмехался. Лишь когда я начала стонать даже от мимолётных прикосновений, он вошёл в меня и, доведя до умопомрачения, заставил кончить каждой клеточкой тела, так что я упала на кровать, сдёрнула повязку с глаз и задрожала в конвульсиях.
До этого я не испытывала ничего подобного. Это было как взрыв, как трансформация, как осознание себя, своих страхов и слабостей. Ни с чем не сравнимое ощущение. Я чувствовала, что Аркадию тоже всё очень понравилось. Он отвёз меня домой, долго благодарил, спросил не может ли чем-нибудь помочь, и предложил встретиться ещё через несколько дней.
Так у меня появился постоянный любовник. Нашим отношениям мешал лишь один фактор – Аркадий был женат и воспитывал двоих детей, однако, меня это не смущало.
Я всё так же продолжала жить с Пашей, но всё больше раздражалась от его занудства и предсказуемости, всё время думая о другом. Паша почувствовал охлаждение в наших отношениях, пытался изменить что-то, делать мне приятные сюрпризы, винил себя в том, что не удовлетворяет моим ожиданиям, но всё было тщетно. Когда Аркадий предложил снять мне квартиру, я сразу же согласилась и, собрав вещи, ушла, оставив Пашеньке записку: «Прости, но я тебя не люблю».
Я переехала в роскошную двушку на Октябрьской, рядом с центром, которую Аркаша подобрал для меня. Он настоял, чтобы я ушла с работы, стал давать деньги, значительно больше, чем я получала в салоне, регулярно брал меня с собой в деловые поездки, даже на встречи с друзьями, представляя всем своей племянницей. Мне было с ним очень хорошо, и я даже не вспоминала о Паше.
Он очень любил БДСМ и, когда мы с ним играли, старался доминировать, связывал меня, любил делать мне больно, но это выполнялось с такой заботой и чувством, что я получала фантастическое наслаждение, не сравнимое с обычным сексом.
Его отношения в семье не ладились – жена часто скандалила, требовала денег, а две дочери, одна на два года младше меня, вторая – тринадцати лет, росли избалованными детьми, которые получали всё, что не пожелают. Аркадий Львович никак не мог справиться с их капризами, всё пытался их воспитывать, нанимал семейных психологов, но это было тщетно. Они тянули из него деньги и силы, не интересуясь тем, что он чувствует и чего хочет.
Когда же он бывал со мной, я старалась во всём потакать ему, выслушивала все его проблемы, пыталась что-то посоветовать, стала для него настоящим другом, и он очень ценил меня за это. Аркадий как-то сказал даже, что не уходит из семьи только из-за младшей дочери, у которой сейчас переходный возраст, а так бы давно всё бросил и женился на мне.
Наши отношения продолжались уже довольно долго, когда в один день всё изменилось. Однажды он приехал ко мне очень поздно, без звонка, хотя обычно старался предупредить о визите.
Аркаша был весь на нервах, сказал, что старшая дочь передознулась кокаином, так что её откачивали в больнице, говорил, что жена в истерике, требует, чтобы он порвал со всеми своими любовницами, хотя, я знала, что никого другого кроме меня у него нет, и вернулся в семью, так как девочкам не хватает внимания отца.
Он метался в сомнениях, не зная, что делать, и тут эта старая тварь позвонила ему на сотовый, сказав, что убьёт себя, если он не одумается. Затем, вдруг, потребовала меня к телефону. Аркадий Львович наорал на неё, но потом зарыдал и протянул мне трубку. Вера Фёдоровна заговорила со мной, шипя, как гадюка. Обвиняла во всех смертных грехах, называла последней блядью, которая хочет разрушить её семью, требовала оставить мужа в покое. Я разозлилась и ответила, что Аркаша сам решит, как ему поступить, и что она тупая стерва, которая не любит мужа, живя с ним только из-за денег, и даже не даёт ему того, что он хочет в постели.
Тогда эта баба картинно зарыдала и стала спрашивать, сколько денег мне надо, чтобы я оставила исчезла из их жизни. Предлагала отдать мне свой BMW X6, украшения с бриллиантами и даже подарить эту квартиру, лишь бы я позволила Аркадию вернуться в семью.
Я поняла вдруг, что Аркаша выбрал меня и сказал об этом жене, а потому засмеялась и ответила, что её старшей дочери не хватает плётки, которую супруг любит использовать во время наших игр, затем послала на три весёлых буквы, велев вызвать врача нарколога и закодировать капризную сучку.
Вера Фёдоровна зарыдала и попросила передать трубку мужу.
Аркадий подошёл к телефону и долго разговаривал с ней о чём-то, выйдя на кухню. Когда он вернулся, на нём не было лица. Он сказал мне, что нам придётся расстаться, хотя бы на время. Не понимая, что происходит, я спросила, в чём дело?
Оказалось, что большинство его ресторанов записано на кипрский оффшор, которым номинально владеет его жена. Не знаю уж, зачем он это сделал, вроде для каких-то там налоговых льгот, а потому, при разводе за ним оставалось бы лишь два ресторана из холдинга.
Я сказала ему, что мне всё равно, что я люблю его и без денег, и что с двумя ресторанами тоже можно неплохо жить, но он грубо ударил меня по лицу, сказав, что я пустоголовая соплячка, которая ничего не понимает.
Я заплакала, начала кричать на него, но он набросился на меня и повалил на кровать, заламывая руки. Он очень жестко взял меня, как никогда не делал ранее. Мне было больно, я кричала наше кодовое слово «Базилик», но он только заводился ещё больше от этого. Вначале я обрадовалась, решив, что он таким образом выпускает свой гнев, будто извиняясь за всю эту сцену, и стала подыгрывать ему, но, когда он защёлкнул на моих руках наручники и привязал ноги к спинке кровати, так что я не могла толком пошевелиться, мне стало страшно. Он избивал меня плёткой яростно, будто в исступлении, брал меня снова и снова, то с одной насадкой, то с другой, потом, когда уже не мог делать это сам, достал кучу игрушек, доведя меня до истерики, так что у меня между ног даже потекла кровь. Когда же я устала кричать и обессилела, он успокоился, грубо выругался и ушёл в душ.
Я продолжала лежать на кровати связанная, в синяках и крови, будучи не в силах даже вытереть слёзы. Через полчаса он вернулся в комнату, расстегнул наручники, достал из сумки несколько пачек стодолларовых купюр и бросил их на столик в прихожей.
«Прости, но мы не увидимся больше» - сказал он мне и, одевшись, вышел из квартиры.
Я долго плакала, пыталась понять, что произошло. Приняла душ, остановила кровь, немного прибралась, попыталась ему позвонить. Телефон не отвечал. Весь вечер я была сама не своя, но как-то смогла успокоиться.
На следующий день я раз двадцать набирала Аркадия, но он опять не ответил ни по одному из телефонов. Вечером в дверь постучали, - курьер принёс от него букет цветов с сопроводительной открыткой, в которой было написано: «Прости и прощай, ты была лучшим, что происходило со мной за последние годы. Возможно, через пару лет у меня всё наладится, и мы снова будем вместе. Не звони мне больше. Аркадий».
Тогда я поняла, что это конец.
На душе было очень тяжело, я рыдала, словно раненый зверь, билась в истерике. Я поняла, что эти сказочные отношения кончились, и я опять осталась одна, никому не нужная. Те деньги, что он оставил мне и эти цветы были жалким откупом за всё то, что я отдала ему. В отчаянии я схватила пузырёк со снотворным, написала ему в смс, что не хочу больше жить, и запила это бутылкой шампанского…
Что было дальше, вы уже знаете.
- Какая же ты глупышка! – С болью в голосе сказала Ирэна. – Это ж надо додуматься, кончать жизнь самоубийством из-за женатого мужика! Тебе же ещё жить и жить! Нашла бы себе другого, или к Паше вернулась… хоть на время…
- Не хочу другого… хочу такого… - Захныкала девушка. – Не хочу всю жизнь жить с лузерами и слабаками.
- Неужели лучше не жить вовсе?!
- Ирэна, перестаньте. – Мягко вмешалась Марина. – Думаю, это всё последствия от инцеста… не каждая такое пережить сможет.
- Мариночка, ты вжилась в роль адвоката! – Фыркнул Александр. – Думаю, ты детоубийцу и насильника тоже оправдаешь и простишь…
- А, может, это и правильно? – Неожиданно вступился Виктор Петрович. – Помните, как в Библии: «Не судите, да не судимы будете».
- А кто у вас прокурор, если Марина – адвокат? – С улыбкой спросила Ирэна.
- Прокурором была сама Кристина… вряд ли она справится с этой ролью сейчас…
- Ну, давайте тогда, я буду за неё. – Сказала с усмешкой молодая женщина. – В любой религии самоубийство – это страшный грех, тем более по такому поводу…
- Кстати, - неожиданно вмешался Александр, - у нас здесь чистилище на базе Шевроле в рамках какой религии? Может, протестанство? Раз машина американская…
- Не думаю… Наверное, на все религии оно одно. Здесь какой-то микс: рассказываем о грехах, как в христианстве, перевоплощаемся в животных, как в буддизме… у каждого может быть свой выход из этого автобуса. Зависит от того, во что веришь.
- Кристина, а ты во что веришь?
С водительского сидения послышались всхлипы:
- Да пошли вы, богословы…
- Девочка, сама-то, ты, что думаешь о произошедшем? – Виктор Петрович попытался вернуть разговор в привычную канву. – Что ты сделала в жизни неправильно?
Кристина развернулась в салон и взглянула исподлобья на пассажиров.
- Неправильно?! Только то, что не подговорила Аркадия Львовича порешить его жену, раньше, подпилив тормоза в BMW!
Пожилой мужчина вздрогнул и потупил взгляд, но Марину, казалось, эта фраза ничуть не смутила:
- Да, ну! Брось! Я не верю, что ты на самом деле такая злая. Ты просто вжилась в эту роль молоденькой стервы, которая расталкивает всех локтями и идёт по головам. А вот представь на минуту, что ты могла бы вернуться в любой из дней своей жизни и прожить его заново. Какой бы эпизод ты выбрала и что в нём изменила?
Кристина вздрогнула, развернулась вперёд по ходу движения и обессилено откинулась на спинку водительского кресла, будто сползая вниз, под руль. В микроавтобусе повисла напряжённая тишина.
- А, вдруг, это правда? – Не выдержав, заговорил Виктор Петрович.
- Что правда?
- Вдруг, те, кого простили, вот, как Сергей, например, могут выбрать день или даже час, в который хотят вернуться? – Глаза неунывающего мужчины увлажнились и заблестели, будто светясь изнутри. – Могут вернуться и изменить свою жизнь? Получают второй шанс… Помните, этот бедный художник посмотрел за угол и улыбнулся, словно ухватился за какое-то воспоминание, а затем побежал туда так, будто опаздывал на поезд...
- Интересная теория. – Послышался скептический голос Александра. – Но уж больно напоминает концовку голливудского фильма. Думаю, вам надо смириться с собственной смертью. Неприятно, конечно, но после осознания этого факта станет легче. Помните, как в вашей любимой Библии – «Смирение есть высшая добродетель».
- А что, если он прав? Подумай, куда бы ты хотел вернуться и что изменить? А то тебе уже следующим за руль садиться. – Усмехнулась Ирэна. - Если я верно поняла дурацкие правила этой машины…
- Я бы хотела вернуться в тот день… - На водительском сидении раздались громкие всхлипы. – Когда папа ушёл от нас… Я бы бросилась ему в ноги, умоляла остаться, сказала, что люблю его, и что мне будет невыносимо трудно без него жить.
Кристина зарыдала, а Марина, развернувшись, начала успокаивать её, как ребёнка.
- Ну, чу, чу, успокойся, всё уже позади.
- Мне страшно…
- Всем нам страшно.
- Я не хочу умирать.
- А вдруг Виктор Петрович прав, - ты выйдешь отсюда и вернёшься туда, в тот день, который хотела…
- Думаю, ты выбрала правильный день. – Добродушно вмешался мужчина. – Я бы на твоём месте тоже туда вернулся.
- Я смотрю, вы на сто процентов поверили в теорию с возвратом… - Голос Александра казался исполненным злобы и раздражения.
- Людям надо во что-то верить. Так легче жить. – Вмешалась Ирэна. – Если бы религии не было, её надо было бы придумать.
- Я не верю в это. Кристина прожила короткую и пустую жизнь. Она злая и высокомерная выскочка. Я не испытываю к ней жалости. Ну, кроме того случая с изнасилованием, конечно. От нас тоже отец ушел, когда мне было десять, но я никогда никому не желал смерти.
- А ты прожил не пустую жизнь? – Послышался заплаканный голос с водительского сидения. – Ты жил на шесть лет дольше меня и не сделал ничего достойного: бухал, трахал баб, зарывал талант в землю, изменял жене, не уделял внимания ребёнку…
- Молчи, дура! Ты ни хрена обо мне не знаешь!
- Помнишь, Анна говорила, что с водительского сидения видно больше? – Кристина торжествовала, заливаясь истеричным смехом. – Теперь я понимаю, о чём она… Ты – никчёмный говнюк, который попадёт в ад следом за мной. Так что скоро увидимся, за пределами этой машины!
- Успокойтесь оба! – Властно крикнула Ирэна. – Оба хороши!
Кристина зарыдала и упала на руль.
- Я думаю, Кристиночка, тебе надо самой себя простить. – Примирительно сказал Виктор Петрович. – Без этого, - прощай тебя или не прощай, ничего путного не будет. Прости себя сама и прими такой, какая ты есть. Это – лучшее, что можно сейчас сделать.
- Думаю, он прав. – Марина постаралась вложить в свой голос максимум тепла и доброты. – Не так важно, что мы о тебе думаем, гораздо важнее, как ты воспринимаешь себя внутри…
- Спасибо тебе… - Блондинка вздрогнула. – Жаль, у меня не было такой подруги при жизни…
За окнами Шевроле бежали панельные многоэтажки одного из спальных районов. Других машин не было, желтоватый свет заливал улицы ночной Москвы. Впереди на тротуаре показалась какая-то смутная фигура. Микроавтобус сбросил скорость и, моргая поворотниками, поехал правее.
- Вот и всё… - Промолвила Кристина.
Тонированное стекло поползло вниз, и в окно заглянул совсем молоденький жеманный мальчик лет двадцати.
- Привет, подруга! – Послышался слащавый голос. – Классная у тебя тачка!
- Спасибо… - Брезгливо ответила девушка. – Куда тебе?
- В центр, к Котельнической набережной, в «Фабрику». Подкинешь?
- Полезай!
- Может, все вместе сходим? Я там администратора знаю, пропустят. – Паренёк окинул взглядом Александра, молчаливо сидевшего рядом. – Если твой парень, конечно, не против.
- Посмотрим. Садись уже. – Резко ответила Кристина, нажимая кнопку разблокировки дверей.
- Окей, не сердись.
Двери распахнулись, и жёлтый свет ночной улицы ворвался в машину, неся прохладу.
- Ой, да нас тут много! – Приветливо улыбнулся мальчик, залезая в автобус. – Вы на каникулы что ли в такой компании?
Паренёк опустился на свободное место, двери закрылись, автобус тронулся с места, но пассажиры так и не ответили на его приветствие. Лишь Ирэна едва кивнула головой, пытаясь улыбнуться.
- Меня зовут Максим. – Дружелюбно сообщил он и неестественно засмеялся. – Вы какие-то грустные.
Проехав пару сотен метров, Шевроле сбавил ход и остановился. Мерцание света под потолком усилилось, монитор вспыхнул привычной картинкой, и переливы музыки заполнили салон.
Максим хотел что-то сказать, но в ужасе замер и вдавился в белое кожаное кресло. Все пассажиры застыли в напряжённом ожидании.
Водительская дверь распахнулась, и Кристину исказила мука отчаяния. Она застонала, попыталась вцепиться ногтями в обивку сиденья, что-то вскрикнуть, но, казалось, её парализовало. Против воли, неестественно изгибаясь, девушка вылезла наружу и застыла в свете фар, её пробила дрожь, голова откинулась назад, словно обращая взгляд к звёздам, Кристина развела в напряжении руки и закричала от боли:
- Неееет….
Через несколько секунд, когда силы оставили её, крик перешёл в сдавленное бульканье, тело последний раз вздрогнуло в конвульсиях и растворилось облаком тумана, который развеял порыв ветра. Из-под машины вспорхнула большая красивая бабочка, пару раз ударилась о лобовое стекло, и улетела куда-то вверх, в темноту.
Водительская дверь захлопнулась резким, глухим ударом, заставив Александра вздрогнуть от осознания того, что настал его черёд сесть за руль.
Казалось, секунды замерли и растянулись в несколько раз. Движения всех остальных пассажиров были замедленны, страх поднимался и заполнял грудь вокруг солнечного сплетения. Парень мешкал, боясь совершить лишнее движение. Внезапно салон заполнили голоса, которые с шипением говорили ему: «Садисссь, садисссььь, эээтоо твоййй чассс. Садисссь, садисссь, чассс прооообил». Копирайтер обернулся в салон, чтобы понять, слышат ли остальные пассажиры эти звуки, но, казалось, его спутники застыли в другом измерении, только Маринины глаза тепло наблюдали за ним, поддерживая и сопереживая.
Александр с трудом пошевелился и, взяв в кулак всю свою волю, сел на водительское кресло. В тот же миг время будто бы возобновило свой бег, двигатель заурчал, золотисто-бежевый автомобиль тронулся с места, Марина, чуть помедлив, пересела к нему в кабину на пассажирское сидение, остальные так же поменялись местами. Только новый паренёк, Максим, застыл на кресле с какой-то идиотской ухмылкой.
- Вот это приход… - Только и сказал он, окинув взглядом салон. – Меня ни разу до этого так не торкало…
- Господи, какой идиот… - Выдохнул Виктор Петрович. – Ты что, ширялся недавно?
- Нет, я героин ни-ни, я только пару дорожек кокса, а до того с ребятами выпили и покурили…
- Похоже, что снежок был лишним. – Ирэна отвела от парня взгляд. – Ты умер, Максик.
В ответ паренёк только истерично засмеялся:
- Не заливай, тётя. Если я умер то, как могу сидеть тут с тобой, как могу в клуб ехать? - Он хмыкнул. - Ты, кстати ничего, хоть и постарше… пойдём со мной в «Фабрику», я там администратора знаю, нас пустят.
- Спасибо за приглашение, но, боюсь, до клуба мы сегодня не доедем. Ты видел, что случилось с той девушкой, что была за рулём?
- Ну, она, типа, улетела… Я её тоже на вечеринку звал, но, видно, у неё другие планы. – Максим никак не мог взять в толк, что происходит. - Чего вы все тут такие серьёзные? Дайте я выйду!
- Попробуй!
- Ща… я мигом!
Парнишка, пошатываясь, встал, дёрнул за ручку двери, и в тот же миг мощный разряд тока отбросил его в сторону с треском и вспышкой.
Упав на пол, он пришёл в себя и, казалось, стал получше соображать:
- Это что за ерунда?
- Это Шевроле Экспресс, золотисто-бежевый. – Послышался наигранно спокойный голос Александра с водительского сидения. - Он собирает умерших. Тебе сегодня крупно не повезло, парень. Ты передознулся и попал сюда, к трупам: мы с Мариной попали в аварию, Виктор Петрович не пережил инфаркта, а Ирэна упала и сильно ударилась головой об угол. До этого здесь была женщина, которую убили, потом парень, споткнувшийся на лестнице в метро, а та красивая блондинка, которая сидела за рулём, совершила самоубийство. Каждый раз, когда кто-то входит, водителя выносит наружу, где он может выжить, а может раствориться в воздухе. Все остальные пересаживаются, ожидая своей очереди в водительском кресле, и так по кругу до бесконечности…
- И что теперь?
- Теперь, когда ты закроешь свой рот и сядешь на свободное место, мне придётся рассказать вам о том, что я сделал в своей жизни, а вы будете решать, достоин я прощения или нет.
- Круто…
- Есть другая теория. – Взял слово Виктор Петрович. – Мы с Мариной считаем, что главное – простить себя самому. Но, на самом деле, никто из нас доподлинно не знает, что здесь происходит…
- И что будет дальше… - Вздохнула Марина. – Когда придёт наш черёд выйти отсюда.
Ошарашенный, Максим затравленно оглянулся по сторонам, замолчал, понурив голову, и сел на место, которое ему указали:
- Отстой! Я так не хочу…
- Никто не хочет…
Александр вздохнул:
- Я начну?
- Да, не бойся, я с тобой. - Ответила Марина, сжав его руку своей.
Кристина поёжилась в водительском кресле и через силу начала говорить:
Через несколько дней мне должно было исполниться двадцать пять. Я родилась 26 июля 1986 года в Нижнем Новгороде. Отец работал на ГАЗе начальником участка, мать медсестрой в больнице. Мы жили обычной жизнью, пока мне не исполнилось девять, - в один из вечеров папа собрал вещи и ушёл от нас, даже не попрощавшись. Думаю, ему было стыдно смотреть мне в глаза.
Мама билась в истерике, не находила себе места, наврала, что он уехал работать в Москву, но, подслушав их разговор с бабушкой, я поняла, что отец нашёл себе другую женщину и оставил нас ради новой семьи. Не знаю, почему это произошло, - мама была очень красивой молодой женщиной, редко скандалила, вела хозяйство, но, видимо обстоятельства сложились не в её пользу.
Я очень скучала, никак не могла взять в толк, почему у меня нет папы. Он присылал деньги, но сам не появлялся, лишь на день рождения приходили открытки.
Через пару лет мама начала встречаться с новым мужчиной, одним из бывших пациентов. Его звали Василий Семёнович - весёлый, добрый, всё время дарил подарки, любил играть со мной, покупал всякие вкусности, водил на детские спектакли. Ему было под сорок пять, но своих детей у него не было, потому, казалось, он принял меня как родную дочь. Их отношения с мамой длились некоторое время, потом была свадьба, и он переехал к нам.
Отчим владел палаткой на рынке, неплохо зарабатывал, обеспечивал семью: мы регулярно отдыхали на море, у меня и мамы были красивые платья. Казалось, жизнь наладилась, мы были счастливы.
Затем, когда в 1999 году мне исполнилось тринадцать, фигура стала быстро меняться: появилась грудь, походка и движения стали более плавными, за мной начали бегать мальчики. Родители очень гордились, - мама говорила, что я «расцвела», Василий Семёнович постоянно восхищался моей красотой, всё время норовил обнять, просил называть «папой», украшал, как куклу, и постепенно начал уделять мне слишком много внимания.
Однажды вечером, когда мама уехала на пару дней к родственникам, отчим принёс мне новое красное платье из блестящего шёлка с узором, приталенное, с красивыми кружевами и оборками, и попросил примерить наряд. Я с радостью согласилась: одела к платью изящные туфли, колготки, накрасилась маминой косметикой и вышла к нему.
Увидев меня, Василий Семёнович изменился в лице, попросил пройтись, как на подиуме, попросил «поцеловать папочку», и, когда я подошла к нему, обхватил и повалил на диван. Я вскрикнула и стала вырываться, но он заткнул мне рот, перевернул на живот, навалился всем весом и начал насиловать.
Мне было больно и страшно. Я изгибалась и старалась освободиться, но всё было тщетно. Кончив, он на мгновение ослабил хватку, и только тогда я смогла как-то укусить его за руку до крови и закричала, что было сил. Отчим ударил меня по лицу, назвал маленькой шлюхой, обещал убить, но я выскочила из комнаты и, продолжая кричать, побежала к выходу.
Соседи услышали вопли и начали барабанить в дверь, мне удалось распахнуть её и вырваться на лестничную клетку. Отчима схватили и связали скотчем, затем приехала милиция, врачи… Мать и все родственники были в шоке, узнав, что случилось.
К сожалению, в Нижнем Новгороде в это время происходило очень мало значимых событий, потому, буквально на следующий день, на нас, как стервятники, налетели журналисты всех местных газет: раздобыли фотографии отчима, опрашивали соседей, караулили мать у входа, подкупали врачей в больнице, чтобы пробраться ко мне, так что в итоге я попала на обложки с кричащими заголовками. Мне же было очень плохо – мышцы влагалища были порваны и кровоточили, нос был разбит, руки тряслись от пережитого… Я обвиняла во всём отца, который от нас ушёл, ненавидела мать и отчима, проклинала соседей… мне просто не хотелось жить.
Потом был громкий судебный процесс. Защита пыталась опираться на временное помутнение рассудка, но после экспертизы Василия Семёновича признали вменяемым и дали ему пятнадцать лет общего режима. На оглашении приговора он плакал, умолял меня простить его, но из зала, битком набитого народом и журналистами ему в ответ слышались лишь оскорбления. Все понимали, что с такой статьёй ему в колонии не выжить.
Я получила скандальную известность в своём городе. Кто-то поднял большую кампанию против педофилии, однако в её результате стало только хуже - возмущённые люди сожгли коммерческую палатку, принадлежавшую отчиму, и мы с матерью остались практически без средств к существованию, так как зарплата медиков у нас в стране оставляет желать лучшего. Сразу появились «сочувствующие» родственники и знакомые, которые за маской сожаления не стеснялись отпускать в наш адрес колкие замечания. Одноклассники в школе издевались надо мной, называли безотцовщиной, шалавой, Лолитой, оскорбляли, так что мне пришлось перейти в экстернат.
Ситуация становилась всё более трудной, и мама написала отцу, который так и не удосужился приехать поддержать меня, ни разу не появившись во время всех этих событий. Тот ничего не ответил, но стал высылать чуть больше денег, так что я смогла кое-как доучиться десять классов. Друзей у меня не осталось, зато начала нарушаться психика – сказывалось пережитое насилие. Мне не удалось поступить в институт, было сложно общаться с людьми, про парней вообще молчу, - при мысли о мужчинах, начиналась нервная дрожь и истерика.
Так я попала на учёт в психдиспансер и регулярно ложилась на обследование в лечебницу для душевнобольных. В клинике было хорошо: уход, питание, много книг, телевизор, общение с другими людьми, я оживала, однако по выходу, проблемы начинались снова. Только к двадцати трём годам я восстановилась, оставшись у разбитого корыта: образования нет, работы нет, друзей нет, с деньгами проблема… В Нижнем Новгороде я могла рассчитывать только на работу уборщицей или посудомойкой, потому, когда я приняла решение уехать в Москву, мама безоговорочно поддержала меня, ведь здесь никто не знал меня, потому появилась возможность начать жизнь с чистого листа.
Разумеется, в мечтах я запросто покоряла столицу, но на деле всё вышло немного сложнее: приехав сюда пару лет назад, я немного пожила у родственников, устроилась на работу администратором в салон красоты, стала учиться в заочном на менеджера.
Я нашла новых друзей, начала общаться с мальчиками, но они все были до жуткого скучны, потому каких-то серьёзных отношений не вышло, вдобавок, жизнь у родственников накладывала ряд ограничений на моё свободное время, так как я не могла позволить себе прийти поздно или пригласить кого-нибудь в гости. Поставив цель съехать, я зарегистрировалась на сайте знакомств и после нескольких свиданий с разными парнями, познакомилась с Пашей.
Коренной москвич, каких сейчас почти не осталось, этот милый мальчик вырос в интеллигентной семье. Он был очень вежливым, начитанным, но слишком занудным. Жил отдельно, в квартире, доставшейся по наследству от деда, работал системным администратором в крупной строительной фирме.
Я сразу ему понравилась, к тому же он не избалован женским вниманием, потому очаровать его было не сложно. Мы даже занялись сексом, хоть это и стоило мне некоторых усилий. Примерно после месяца отношений Паша предложил переехать к нему в Коньково. Я демонстративно сопротивлялась пару недель, так что он был вынужден проявлять чудеса галантности, но в конце согласилась, сказав: «Ну, давай попробуем», хотя в душе ликовала, ибо жизнь под контролем у родственников становилась всё более невыносимой.
Паша заботился обо мне и был без памяти влюблён, называя «Моя дюймовочка». Думаю, из него получился бы очень хороший муж, но с ним было безумно скучно. Секс с ним не нравился, - я почти ничего не чувствовала, как бы он ни старался, слишком уж всё было ванильно, мне же хотелось чего-то более грубого. Свободное время мы проводили в разъездах по родственникам, перед телевизором и в каких-то занудных компаниях из таких же ботаников, как он, мне же хотелось драйва и приключений.
Я работала в салоне день через два по 12 часов, а потому у меня было довольно много свободного времени, Пашенька же часто задерживался в офисе. Чтобы не скучать, я завела новую «секретную» анкету на сайте знакомств и регулярно с кем-нибудь переписывалась, просто так, без каких-либо целей. Из-за яркой внешности молодые люди засыпали меня сообщениями. Большую часть я удаляла, однако некоторые меня цепляли, причём, как правило, мужчины постарше, лет тридцати-сорока, состоявшиеся по жизни. Решив рискнуть, я начала изредка встречаться с кем-то, кто произвёл на меня особое впечатление. Мы ходили во всякие интересные места, обедали или ужинали вместе… Я буквально почувствовала вкус к жизни! Паша же думал, что я задерживаюсь на работе или встречаюсь с подругами, верил мне, считая кем-то вроде Матери Терезы.
С парой кавалеров у нас даже был секс, но никто не произвёл на меня должного впечатления, пока я не встретила Аркадия Львовича. Этот мужчина перевернул моё представление обо всём, и я буквально по уши в него влюбилась. Аркадий довольно успешный бизнесмен, ему принадлежит несколько ресторанов в Москве, а потому он мог себе позволить не жалеть на меня деньги - дарил дорогие подарки, красиво ухаживал. Хотя он и старше меня на двадцать лет, но всегда очень хорошо выглядел – занимался спортом, следил за собой, роскошно одевался, ездил на Порше.
Я не смогла перед ним устоять и как-то днём, когда Паша был на работе, поехала в его загородный дом. Он завязал мне глаза и попросил довериться ему. Я согласилась и прошла за ним по череде комнат, пока не оказалась в спальне. Там он раздел меня и предложил попробовать секс с доминированием. Согласно правилам он мог делать со мной, что захочет. Если же мне станет страшно или слишком больно, я должна была сказать кодовое слово – «Базилик», тогда он обещал прекратить все дискомфортные действия.
В голове сразу всплыли образы изнасилования отчимом, но Аркадий был таким ярким и неотразимым, что не хотелось его потерять, потому я согласилась на выдвинутые условия.
Он связал меня, оставив на глазах шёлковую повязку, через которую нельзя было увидеть все детали происходящего, затем достал плётку с характерной деревянной ручкой и, грубо развернув, начал играть роль надсмотрщика, причиняя мне какую-то сладкую боль, легко стегая меня, оскорбляя или требуя сделать что-то унизительное. Я делала ему минет, мастурбировала перед ним, называла его хозяином, выполняла все его прихоти и команды, терпела боль, при этом ощущая, что всё больше и больше завожусь от этой игры, от его голоса, такого властного и такого приятного. Возбуждение нарастало огромной волной, впервые в жизни я чувствовала, что со мной происходит нечто фантастическое, что я не владею собой, будучи лишь марионеткой в этих сильных руках. От шквала эмоций я потекла, как это бывает в порнофильмах, испытала несколько оргазмов, молила его взять меня, сделать со мной что угодно, но Аркадий лишь усмехался. Лишь когда я начала стонать даже от мимолётных прикосновений, он вошёл в меня и, доведя до умопомрачения, заставил кончить каждой клеточкой тела, так что я упала на кровать, сдёрнула повязку с глаз и задрожала в конвульсиях.
До этого я не испытывала ничего подобного. Это было как взрыв, как трансформация, как осознание себя, своих страхов и слабостей. Ни с чем не сравнимое ощущение. Я чувствовала, что Аркадию тоже всё очень понравилось. Он отвёз меня домой, долго благодарил, спросил не может ли чем-нибудь помочь, и предложил встретиться ещё через несколько дней.
Так у меня появился постоянный любовник. Нашим отношениям мешал лишь один фактор – Аркадий был женат и воспитывал двоих детей, однако, меня это не смущало.
Я всё так же продолжала жить с Пашей, но всё больше раздражалась от его занудства и предсказуемости, всё время думая о другом. Паша почувствовал охлаждение в наших отношениях, пытался изменить что-то, делать мне приятные сюрпризы, винил себя в том, что не удовлетворяет моим ожиданиям, но всё было тщетно. Когда Аркадий предложил снять мне квартиру, я сразу же согласилась и, собрав вещи, ушла, оставив Пашеньке записку: «Прости, но я тебя не люблю».
Я переехала в роскошную двушку на Октябрьской, рядом с центром, которую Аркаша подобрал для меня. Он настоял, чтобы я ушла с работы, стал давать деньги, значительно больше, чем я получала в салоне, регулярно брал меня с собой в деловые поездки, даже на встречи с друзьями, представляя всем своей племянницей. Мне было с ним очень хорошо, и я даже не вспоминала о Паше.
Он очень любил БДСМ и, когда мы с ним играли, старался доминировать, связывал меня, любил делать мне больно, но это выполнялось с такой заботой и чувством, что я получала фантастическое наслаждение, не сравнимое с обычным сексом.
Его отношения в семье не ладились – жена часто скандалила, требовала денег, а две дочери, одна на два года младше меня, вторая – тринадцати лет, росли избалованными детьми, которые получали всё, что не пожелают. Аркадий Львович никак не мог справиться с их капризами, всё пытался их воспитывать, нанимал семейных психологов, но это было тщетно. Они тянули из него деньги и силы, не интересуясь тем, что он чувствует и чего хочет.
Когда же он бывал со мной, я старалась во всём потакать ему, выслушивала все его проблемы, пыталась что-то посоветовать, стала для него настоящим другом, и он очень ценил меня за это. Аркадий как-то сказал даже, что не уходит из семьи только из-за младшей дочери, у которой сейчас переходный возраст, а так бы давно всё бросил и женился на мне.
Наши отношения продолжались уже довольно долго, когда в один день всё изменилось. Однажды он приехал ко мне очень поздно, без звонка, хотя обычно старался предупредить о визите.
Аркаша был весь на нервах, сказал, что старшая дочь передознулась кокаином, так что её откачивали в больнице, говорил, что жена в истерике, требует, чтобы он порвал со всеми своими любовницами, хотя, я знала, что никого другого кроме меня у него нет, и вернулся в семью, так как девочкам не хватает внимания отца.
Он метался в сомнениях, не зная, что делать, и тут эта старая тварь позвонила ему на сотовый, сказав, что убьёт себя, если он не одумается. Затем, вдруг, потребовала меня к телефону. Аркадий Львович наорал на неё, но потом зарыдал и протянул мне трубку. Вера Фёдоровна заговорила со мной, шипя, как гадюка. Обвиняла во всех смертных грехах, называла последней блядью, которая хочет разрушить её семью, требовала оставить мужа в покое. Я разозлилась и ответила, что Аркаша сам решит, как ему поступить, и что она тупая стерва, которая не любит мужа, живя с ним только из-за денег, и даже не даёт ему того, что он хочет в постели.
Тогда эта баба картинно зарыдала и стала спрашивать, сколько денег мне надо, чтобы я оставила исчезла из их жизни. Предлагала отдать мне свой BMW X6, украшения с бриллиантами и даже подарить эту квартиру, лишь бы я позволила Аркадию вернуться в семью.
Я поняла вдруг, что Аркаша выбрал меня и сказал об этом жене, а потому засмеялась и ответила, что её старшей дочери не хватает плётки, которую супруг любит использовать во время наших игр, затем послала на три весёлых буквы, велев вызвать врача нарколога и закодировать капризную сучку.
Вера Фёдоровна зарыдала и попросила передать трубку мужу.
Аркадий подошёл к телефону и долго разговаривал с ней о чём-то, выйдя на кухню. Когда он вернулся, на нём не было лица. Он сказал мне, что нам придётся расстаться, хотя бы на время. Не понимая, что происходит, я спросила, в чём дело?
Оказалось, что большинство его ресторанов записано на кипрский оффшор, которым номинально владеет его жена. Не знаю уж, зачем он это сделал, вроде для каких-то там налоговых льгот, а потому, при разводе за ним оставалось бы лишь два ресторана из холдинга.
Я сказала ему, что мне всё равно, что я люблю его и без денег, и что с двумя ресторанами тоже можно неплохо жить, но он грубо ударил меня по лицу, сказав, что я пустоголовая соплячка, которая ничего не понимает.
Я заплакала, начала кричать на него, но он набросился на меня и повалил на кровать, заламывая руки. Он очень жестко взял меня, как никогда не делал ранее. Мне было больно, я кричала наше кодовое слово «Базилик», но он только заводился ещё больше от этого. Вначале я обрадовалась, решив, что он таким образом выпускает свой гнев, будто извиняясь за всю эту сцену, и стала подыгрывать ему, но, когда он защёлкнул на моих руках наручники и привязал ноги к спинке кровати, так что я не могла толком пошевелиться, мне стало страшно. Он избивал меня плёткой яростно, будто в исступлении, брал меня снова и снова, то с одной насадкой, то с другой, потом, когда уже не мог делать это сам, достал кучу игрушек, доведя меня до истерики, так что у меня между ног даже потекла кровь. Когда же я устала кричать и обессилела, он успокоился, грубо выругался и ушёл в душ.
Я продолжала лежать на кровати связанная, в синяках и крови, будучи не в силах даже вытереть слёзы. Через полчаса он вернулся в комнату, расстегнул наручники, достал из сумки несколько пачек стодолларовых купюр и бросил их на столик в прихожей.
«Прости, но мы не увидимся больше» - сказал он мне и, одевшись, вышел из квартиры.
Я долго плакала, пыталась понять, что произошло. Приняла душ, остановила кровь, немного прибралась, попыталась ему позвонить. Телефон не отвечал. Весь вечер я была сама не своя, но как-то смогла успокоиться.
На следующий день я раз двадцать набирала Аркадия, но он опять не ответил ни по одному из телефонов. Вечером в дверь постучали, - курьер принёс от него букет цветов с сопроводительной открыткой, в которой было написано: «Прости и прощай, ты была лучшим, что происходило со мной за последние годы. Возможно, через пару лет у меня всё наладится, и мы снова будем вместе. Не звони мне больше. Аркадий».
Тогда я поняла, что это конец.
На душе было очень тяжело, я рыдала, словно раненый зверь, билась в истерике. Я поняла, что эти сказочные отношения кончились, и я опять осталась одна, никому не нужная. Те деньги, что он оставил мне и эти цветы были жалким откупом за всё то, что я отдала ему. В отчаянии я схватила пузырёк со снотворным, написала ему в смс, что не хочу больше жить, и запила это бутылкой шампанского…
Что было дальше, вы уже знаете.
- Какая же ты глупышка! – С болью в голосе сказала Ирэна. – Это ж надо додуматься, кончать жизнь самоубийством из-за женатого мужика! Тебе же ещё жить и жить! Нашла бы себе другого, или к Паше вернулась… хоть на время…
- Не хочу другого… хочу такого… - Захныкала девушка. – Не хочу всю жизнь жить с лузерами и слабаками.
- Неужели лучше не жить вовсе?!
- Ирэна, перестаньте. – Мягко вмешалась Марина. – Думаю, это всё последствия от инцеста… не каждая такое пережить сможет.
- Мариночка, ты вжилась в роль адвоката! – Фыркнул Александр. – Думаю, ты детоубийцу и насильника тоже оправдаешь и простишь…
- А, может, это и правильно? – Неожиданно вступился Виктор Петрович. – Помните, как в Библии: «Не судите, да не судимы будете».
- А кто у вас прокурор, если Марина – адвокат? – С улыбкой спросила Ирэна.
- Прокурором была сама Кристина… вряд ли она справится с этой ролью сейчас…
- Ну, давайте тогда, я буду за неё. – Сказала с усмешкой молодая женщина. – В любой религии самоубийство – это страшный грех, тем более по такому поводу…
- Кстати, - неожиданно вмешался Александр, - у нас здесь чистилище на базе Шевроле в рамках какой религии? Может, протестанство? Раз машина американская…
- Не думаю… Наверное, на все религии оно одно. Здесь какой-то микс: рассказываем о грехах, как в христианстве, перевоплощаемся в животных, как в буддизме… у каждого может быть свой выход из этого автобуса. Зависит от того, во что веришь.
- Кристина, а ты во что веришь?
С водительского сидения послышались всхлипы:
- Да пошли вы, богословы…
- Девочка, сама-то, ты, что думаешь о произошедшем? – Виктор Петрович попытался вернуть разговор в привычную канву. – Что ты сделала в жизни неправильно?
Кристина развернулась в салон и взглянула исподлобья на пассажиров.
- Неправильно?! Только то, что не подговорила Аркадия Львовича порешить его жену, раньше, подпилив тормоза в BMW!
Пожилой мужчина вздрогнул и потупил взгляд, но Марину, казалось, эта фраза ничуть не смутила:
- Да, ну! Брось! Я не верю, что ты на самом деле такая злая. Ты просто вжилась в эту роль молоденькой стервы, которая расталкивает всех локтями и идёт по головам. А вот представь на минуту, что ты могла бы вернуться в любой из дней своей жизни и прожить его заново. Какой бы эпизод ты выбрала и что в нём изменила?
Кристина вздрогнула, развернулась вперёд по ходу движения и обессилено откинулась на спинку водительского кресла, будто сползая вниз, под руль. В микроавтобусе повисла напряжённая тишина.
- А, вдруг, это правда? – Не выдержав, заговорил Виктор Петрович.
- Что правда?
- Вдруг, те, кого простили, вот, как Сергей, например, могут выбрать день или даже час, в который хотят вернуться? – Глаза неунывающего мужчины увлажнились и заблестели, будто светясь изнутри. – Могут вернуться и изменить свою жизнь? Получают второй шанс… Помните, этот бедный художник посмотрел за угол и улыбнулся, словно ухватился за какое-то воспоминание, а затем побежал туда так, будто опаздывал на поезд...
- Интересная теория. – Послышался скептический голос Александра. – Но уж больно напоминает концовку голливудского фильма. Думаю, вам надо смириться с собственной смертью. Неприятно, конечно, но после осознания этого факта станет легче. Помните, как в вашей любимой Библии – «Смирение есть высшая добродетель».
- А что, если он прав? Подумай, куда бы ты хотел вернуться и что изменить? А то тебе уже следующим за руль садиться. – Усмехнулась Ирэна. - Если я верно поняла дурацкие правила этой машины…
- Я бы хотела вернуться в тот день… - На водительском сидении раздались громкие всхлипы. – Когда папа ушёл от нас… Я бы бросилась ему в ноги, умоляла остаться, сказала, что люблю его, и что мне будет невыносимо трудно без него жить.
Кристина зарыдала, а Марина, развернувшись, начала успокаивать её, как ребёнка.
- Ну, чу, чу, успокойся, всё уже позади.
- Мне страшно…
- Всем нам страшно.
- Я не хочу умирать.
- А вдруг Виктор Петрович прав, - ты выйдешь отсюда и вернёшься туда, в тот день, который хотела…
- Думаю, ты выбрала правильный день. – Добродушно вмешался мужчина. – Я бы на твоём месте тоже туда вернулся.
- Я смотрю, вы на сто процентов поверили в теорию с возвратом… - Голос Александра казался исполненным злобы и раздражения.
- Людям надо во что-то верить. Так легче жить. – Вмешалась Ирэна. – Если бы религии не было, её надо было бы придумать.
- Я не верю в это. Кристина прожила короткую и пустую жизнь. Она злая и высокомерная выскочка. Я не испытываю к ней жалости. Ну, кроме того случая с изнасилованием, конечно. От нас тоже отец ушел, когда мне было десять, но я никогда никому не желал смерти.
- А ты прожил не пустую жизнь? – Послышался заплаканный голос с водительского сидения. – Ты жил на шесть лет дольше меня и не сделал ничего достойного: бухал, трахал баб, зарывал талант в землю, изменял жене, не уделял внимания ребёнку…
- Молчи, дура! Ты ни хрена обо мне не знаешь!
- Помнишь, Анна говорила, что с водительского сидения видно больше? – Кристина торжествовала, заливаясь истеричным смехом. – Теперь я понимаю, о чём она… Ты – никчёмный говнюк, который попадёт в ад следом за мной. Так что скоро увидимся, за пределами этой машины!
- Успокойтесь оба! – Властно крикнула Ирэна. – Оба хороши!
Кристина зарыдала и упала на руль.
- Я думаю, Кристиночка, тебе надо самой себя простить. – Примирительно сказал Виктор Петрович. – Без этого, - прощай тебя или не прощай, ничего путного не будет. Прости себя сама и прими такой, какая ты есть. Это – лучшее, что можно сейчас сделать.
- Думаю, он прав. – Марина постаралась вложить в свой голос максимум тепла и доброты. – Не так важно, что мы о тебе думаем, гораздо важнее, как ты воспринимаешь себя внутри…
- Спасибо тебе… - Блондинка вздрогнула. – Жаль, у меня не было такой подруги при жизни…
За окнами Шевроле бежали панельные многоэтажки одного из спальных районов. Других машин не было, желтоватый свет заливал улицы ночной Москвы. Впереди на тротуаре показалась какая-то смутная фигура. Микроавтобус сбросил скорость и, моргая поворотниками, поехал правее.
- Вот и всё… - Промолвила Кристина.
Тонированное стекло поползло вниз, и в окно заглянул совсем молоденький жеманный мальчик лет двадцати.
- Привет, подруга! – Послышался слащавый голос. – Классная у тебя тачка!
- Спасибо… - Брезгливо ответила девушка. – Куда тебе?
- В центр, к Котельнической набережной, в «Фабрику». Подкинешь?
- Полезай!
- Может, все вместе сходим? Я там администратора знаю, пропустят. – Паренёк окинул взглядом Александра, молчаливо сидевшего рядом. – Если твой парень, конечно, не против.
- Посмотрим. Садись уже. – Резко ответила Кристина, нажимая кнопку разблокировки дверей.
- Окей, не сердись.
Двери распахнулись, и жёлтый свет ночной улицы ворвался в машину, неся прохладу.
- Ой, да нас тут много! – Приветливо улыбнулся мальчик, залезая в автобус. – Вы на каникулы что ли в такой компании?
Паренёк опустился на свободное место, двери закрылись, автобус тронулся с места, но пассажиры так и не ответили на его приветствие. Лишь Ирэна едва кивнула головой, пытаясь улыбнуться.
- Меня зовут Максим. – Дружелюбно сообщил он и неестественно засмеялся. – Вы какие-то грустные.
Проехав пару сотен метров, Шевроле сбавил ход и остановился. Мерцание света под потолком усилилось, монитор вспыхнул привычной картинкой, и переливы музыки заполнили салон.
Максим хотел что-то сказать, но в ужасе замер и вдавился в белое кожаное кресло. Все пассажиры застыли в напряжённом ожидании.
Водительская дверь распахнулась, и Кристину исказила мука отчаяния. Она застонала, попыталась вцепиться ногтями в обивку сиденья, что-то вскрикнуть, но, казалось, её парализовало. Против воли, неестественно изгибаясь, девушка вылезла наружу и застыла в свете фар, её пробила дрожь, голова откинулась назад, словно обращая взгляд к звёздам, Кристина развела в напряжении руки и закричала от боли:
- Неееет….
Через несколько секунд, когда силы оставили её, крик перешёл в сдавленное бульканье, тело последний раз вздрогнуло в конвульсиях и растворилось облаком тумана, который развеял порыв ветра. Из-под машины вспорхнула большая красивая бабочка, пару раз ударилась о лобовое стекло, и улетела куда-то вверх, в темноту.
Водительская дверь захлопнулась резким, глухим ударом, заставив Александра вздрогнуть от осознания того, что настал его черёд сесть за руль.
Казалось, секунды замерли и растянулись в несколько раз. Движения всех остальных пассажиров были замедленны, страх поднимался и заполнял грудь вокруг солнечного сплетения. Парень мешкал, боясь совершить лишнее движение. Внезапно салон заполнили голоса, которые с шипением говорили ему: «Садисссь, садисссььь, эээтоо твоййй чассс. Садисссь, садисссь, чассс прооообил». Копирайтер обернулся в салон, чтобы понять, слышат ли остальные пассажиры эти звуки, но, казалось, его спутники застыли в другом измерении, только Маринины глаза тепло наблюдали за ним, поддерживая и сопереживая.
Александр с трудом пошевелился и, взяв в кулак всю свою волю, сел на водительское кресло. В тот же миг время будто бы возобновило свой бег, двигатель заурчал, золотисто-бежевый автомобиль тронулся с места, Марина, чуть помедлив, пересела к нему в кабину на пассажирское сидение, остальные так же поменялись местами. Только новый паренёк, Максим, застыл на кресле с какой-то идиотской ухмылкой.
- Вот это приход… - Только и сказал он, окинув взглядом салон. – Меня ни разу до этого так не торкало…
- Господи, какой идиот… - Выдохнул Виктор Петрович. – Ты что, ширялся недавно?
- Нет, я героин ни-ни, я только пару дорожек кокса, а до того с ребятами выпили и покурили…
- Похоже, что снежок был лишним. – Ирэна отвела от парня взгляд. – Ты умер, Максик.
В ответ паренёк только истерично засмеялся:
- Не заливай, тётя. Если я умер то, как могу сидеть тут с тобой, как могу в клуб ехать? - Он хмыкнул. - Ты, кстати ничего, хоть и постарше… пойдём со мной в «Фабрику», я там администратора знаю, нас пустят.
- Спасибо за приглашение, но, боюсь, до клуба мы сегодня не доедем. Ты видел, что случилось с той девушкой, что была за рулём?
- Ну, она, типа, улетела… Я её тоже на вечеринку звал, но, видно, у неё другие планы. – Максим никак не мог взять в толк, что происходит. - Чего вы все тут такие серьёзные? Дайте я выйду!
- Попробуй!
- Ща… я мигом!
Парнишка, пошатываясь, встал, дёрнул за ручку двери, и в тот же миг мощный разряд тока отбросил его в сторону с треском и вспышкой.
Упав на пол, он пришёл в себя и, казалось, стал получше соображать:
- Это что за ерунда?
- Это Шевроле Экспресс, золотисто-бежевый. – Послышался наигранно спокойный голос Александра с водительского сидения. - Он собирает умерших. Тебе сегодня крупно не повезло, парень. Ты передознулся и попал сюда, к трупам: мы с Мариной попали в аварию, Виктор Петрович не пережил инфаркта, а Ирэна упала и сильно ударилась головой об угол. До этого здесь была женщина, которую убили, потом парень, споткнувшийся на лестнице в метро, а та красивая блондинка, которая сидела за рулём, совершила самоубийство. Каждый раз, когда кто-то входит, водителя выносит наружу, где он может выжить, а может раствориться в воздухе. Все остальные пересаживаются, ожидая своей очереди в водительском кресле, и так по кругу до бесконечности…
- И что теперь?
- Теперь, когда ты закроешь свой рот и сядешь на свободное место, мне придётся рассказать вам о том, что я сделал в своей жизни, а вы будете решать, достоин я прощения или нет.
- Круто…
- Есть другая теория. – Взял слово Виктор Петрович. – Мы с Мариной считаем, что главное – простить себя самому. Но, на самом деле, никто из нас доподлинно не знает, что здесь происходит…
- И что будет дальше… - Вздохнула Марина. – Когда придёт наш черёд выйти отсюда.
Ошарашенный, Максим затравленно оглянулся по сторонам, замолчал, понурив голову, и сел на место, которое ему указали:
- Отстой! Я так не хочу…
- Никто не хочет…
Александр вздохнул:
- Я начну?
- Да, не бойся, я с тобой. - Ответила Марина, сжав его руку своей.
@темы: мысли, проза, 11.374 дня, как дым, новелла